Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации

Издательство «Новое литературное обозрение» представляет книгу историка из Гейдельбергского университета Ивана Саблина «Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации». Книга вышла в серии Historia Rossica.

В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения — русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других. В рамках империалистических проектов предпринимались попытки интегрировать регион в политические и экономические зоны влияния Японии и США. Большевики рассматривали Дальний Восток как плацдарм для экспорта революции в Монголию, Корею, Китай и Японию. Сторонники регионалистских (областнических) идей ставили своей целью независимость или широкую региональную автономию Сибири и Дальнего Востока. На пересечении этих сценариев и появилась ДВР, существовавшая всего два года. Автор анализирует многовекторную политическую активность в регионе и объясняет, чем была обусловлена победа большевистской версии государственнического имперского национализма.

Предлагаем прочитать фрагмент главы «Националистические дискурсы и создание Дальневосточной республики, 1920 года».

Военная победа большевиков над Белым движением в Сибири в 1919–1920 годах не привела к восстановлению Советской власти на Дальнем Востоке из-за присутствия там значительного японского контингента. В начале 1920 года на российском Дальнем Востоке возникло несколько независимых правительств, по-разному видевших будущее региона. Дальний Восток, подобно большей части западного пограничья, частям Юга России (в первую очередь Крыму), Кавказу и Средней Азии, находился в состоянии постимперской неопределенности.

Япония была главной соперницей большевиков, но свою роль играли и российские антибольшевистские группировки. Это положение означало две возможных альтернативы для дальневосточных националистов — либо встать на сторону Советской России, признав ее новой формой Российского национального государства, либо подчиниться Японии, формально или неформально, и продолжать воевать против большевиков, которых многие по-прежнему считали главным врагом русской и других наций. Столкновения японских солдат с состоящими из русских, корейцев и китайцев отрядами, произошедшие в Николаевске и в Приморской области в январе-апреле 1920 года, упорство московского руководства, претендовавшего на то, что оно представляет всю Россию, связи большевиков с бурят-монгольскими и корейскими националистами — все эти факторы способствовали возрастанию популярности первого варианта — сближения с Советской Россией. Некоторые либералы и умеренные социалисты, впрочем, не теряли надежды на третий, демократический путь, а те социалисты, которые соглашались на верховенство большевиков, продолжали полагать, что большевики не должны обладать монополией на власть.

17 января 1920 года Борис Александрович Бахметев, по-прежнему считавшийся российским послом в США, более чем через два года после падения Временного правительства, призвал государственного секретаря Роберта Лансинга не признавать прибалтийские государства, дабы избежать нарушения «территориальной целостности» и «суверенных прав» России. Выступая от лица «русских [российских] националистов», Бахметев приветствовал сотрудничество бывших союзников России с польской армией в ходе Советско-польской войны 1919–1920 годов, но подчеркивал, что конечной целью этого сотрудничества является устранение большевиков и восстановление «воссоединенной демократической России». По словам Бахметева, главная опасность признания частей бывшей Российской империи суверенными государствами заключалась в том, что большевики могли в этом случае стать признанными представителями русского (российского) национализма, что не позволило бы патриотам сражаться против «единства и целостности России» и, следовательно, против большевиков.

Очевидно, что при таком развитии событий большевистское военное движение, вне зависимости от его истинных мотивов, приобрело бы видимость национальных устремлений, нацеленных на защиту и сохранение России как таковой. Это не только чрезвычайно усилило бы большевиков, но и подорвало бы саму основу эффективной патриотической оппозиции внутри России[1].

События, начавшие примерно в это же время разворачиваться на российском Дальнем Востоке — на противоположном краю империи, соответствовали худшему для Бахметева сценарию. Во второй половине января 1920 года эсеры и меньшевики Иркутского политического центра пытались убедить большевиков, что японское военное присутствие к востоку от Байкала и антибольшевистский режим Григория Михайловича Семёнова в Чите угрожают как целостности России, так и прогрессивным завоеваниям революции. По их словам, спасти положение могло только создание умеренного социалистического правительства в Восточной Сибири, на территории от Енисея до Тихого океана. Важную роль в принятии и осуществлении проекта сыграл большевик-регионалист Александр Михайлович Краснощёков. Его доводы помогли убедить сибирское и московское большевистское руководство создать буферное государство как отвлекающий маневр, который позволил бы большевикам установить контроль над регионом и покончить с интервенцией Антанты[2]. Краснощёков использовал и регионалистские аргументы, стремясь воссоздать Дальний Восток как самостоятельную единицу в составе советской федерации. Большевистское руководство поддержало план Политцентра, но не позволило формировать буферное государство под руководством эсеров и меньшевиков и передвинуло его западную границу за Байкал.

Разногласия большевиков по поводу необходимости буферного государства и его возможной формы, а также отсутствие четкого плана действий в Москве привели к формированию на Дальнем Востоке двух пробольшевистских правительств, стремившихся с марта-апреля 1920 года объединить регион под собственным руководством. Первое из них назвалось Временным правительством Дальнего Востока. Оно находилось во Владивостоке и опиралось на демократическую легитимность Приморского земства во главе с эсером Александром Семёновичем Медведевым. Однако несмотря на свой умеренно социалистический фасад оно находилось под контролем Сергея Георгиевича Лазо, Петра Михайловича Никифорова, Владимира Дмитриевича Виленского и других большевиков, планировавших полностью подчинить его своей партии, хотя у них и не было единого взгляда на его будущее. Второе правительство, которое возглавил сам Краснощёков, заявляло, что представляет ДВР, провозглашенную 6 апреля 1920 года в Верхнеудинске и фактически состоящую из небольшой полосы на восточном берегу Байкала. Тремя другими правительствами в регионе были Российская Восточная Окраина Семёнова, имевшая своим центром Читу и претендовавшая на то, что она является наследницей правительства Александра Васильевича Колчака, Амурское областное правительство во главе с большевиком Меером (Михаилом) Абрамовичем Трилиссером в Благовещенске и Сахалинское областное правительство анархиста Якова Ивановича Тряпицына в Николаевске. Правительство Тряпицына возникло после того, как крупный партизанский отряд из русских, корейцев и китайцев под руководством Тряпицына и эсерки-максималистки Нины Михайловны Лебедевой (Кияшко) атаковал японские войска в Николаевске и, подписав в феврале 1920 года с ними перемирие, установил в Николаевске режим красного террора.

Николаевское и благовещенское правительства, а также некоторые владивостокские большевики не были согласны с Краснощёковым и требовали немедленного установления советской власти. Япония вывела свои войска из Благовещенска, однако николаевские партизаны подверглись нападению отряда Исикавы Масатады в ночь перед запланированным в городе учредительным съездом советов Сахалинской области. В ходе боев в Николаевске 12–15 марта 1920 года войска Тряпицына сумели разгромить японский отряд и продолжили красный террор. В конце мая они жестоко расправились с пленными японцами, убив как солдат, так и мирных жителей. Эти события стали известны как Николаевский инцидент. В ответ на николаевские бои, менее значительные стычки в других частях региона и формирование городского совета во Владивостоке японские войска под командованием Ои Сигемото начали 4–5 апреля 1920 года полномасштабную операцию против владивостокского правительства, получившую название Владивостокский инцидент. Кроме того, в ответ на Николаевский инцидент японская армия летом 1920 года оккупировала Северный Сахалин и окрестности Николаевска. Теперь план создания независимого буферного государства выглядел как альтернатива полной оккупации региона Японией.

Ои Сигемото расстроил планы владивостокских большевиков поставить Временное правительство Дальнего Востока под свой полный контроль. После японской атаки Никифоров и другие выжившие большевистские лидеры договорились о создании коалиционного руководства с участием демократически избранного парламентского органа. Летом 1920 года реформированными властями Владивостока стали коалиционный Совет управляющих ведомствами, Временное народное собрание Дальнего Востока («предпарламент»), включавшее в себя большевиков, умеренных социалистов, либералов, консерваторов и даже монархистов, и Временное правительство Дальнего Востока под председательством Медведева. Владивостокское государственное образование, претендовавшее на власть в Приморской и Камчатской областях, стало единственным за историю Русской революции и Гражданской войны правительством, включавшим в себя как красных, так и белых. Объясняя причину этого единства, меньшевик Алексей Иванович Кабцан утверждал, что «не только пролетариат, но и интеллигенция и почти вся буржуазия» Дальнего Востока стремятся к объединению с остальной Россией, советской или несоветской, и поэтому сотрудничают с большевиками ради изгнания японцев[3].

Но лишь дальневосточные меньшевики признали Совнарком российским правительством. Эсеры желали вернуться к общесоциалистическому правительству, а небольшая леволиберальная группа, в которую входил кадет Лев Афанасьевич Кроль, — к широкой демократии. Эти две группы вновь обратились к леволиберальному дискурсу поздней Российской империи и Февральской революции, утверждая, что гражданский мир необходим, чтобы регион остался в составе России[4]. Началась патриотическая мобилизация в стиле Первой мировой войны, в рамках которой Япония прочно заняла место Германии и ее союзников. Некоторые консерваторы поддерживали эту версию национализма, в то время как другие стремились сделать российский Дальний Восток новым центром вооруженной антибольшевистской борьбы. Впрочем, даже среди радикальных противников большевизма позиции Семёнова были весьма слабы: он занимал открыто прояпонские позиции и был крайне непопулярен среди жителей Дальнего Востока. Главной надеждой противников большевизма стали каппелевцы — бойцы, ранее находившиеся под командованием Владимира Оскаровича Каппеля. Каппелевцы вступили в Гражданскую войну под знаменем Всероссийского учредительного собрания на стороне Народной армии Комуча и отступили в Читу после тщетных попыток спасти Колчака. Казалось, лишь они смогут вдохнуть новую жизнь в Белое движение[5].

[1] United States Department of State. 1920. Vol. 3. P. 446.

[2] Мухачёв Б. И. Александр Краснощёков: историко-биографический очерк. Владивосток: ДВО РАН, 1999. С. 105–111.

[3] ГАХК. Ф. Р-1115. Оп. 1. Д. 4. Л. 11 (Временное Народное собрание Дальнего Востока. Сессия первая, заседание третье, стенографический отчет. Владивосток, 25 июня 1920 г.).

[4] Там же. Л. 7, 7об., 13 об. (Временное Народное собрание Дальнего Востока. Сессия первая, заседание третье, стенографический отчет. Владивосток, 25 июня 1920 г.).

[5] См., например: Руднев С. П. При вечерних огнях: воспоминания. С. 358–359. По словам каппелевского офицера Павла Петровича Петрова, в Чите в мае 1920 года находилось около 20 тысяч готовых к бою антибольшевистских бойцов, а общая их численность достигала 45 тысяч (Петров П. П. От Волги до Тихого океана в рядах белых: воспоминания, документы / Сост. С. П. Петров, Л. О. Тремсина. М.: Айрис-пресс, 2011. С. 192). Народно-революционная армия в это время насчитывала около 15 тысяч бойцов (Шли дивизии вперед: народно-революционная армия (Дальневосточной республики) в освобождении Забайкалья, 1920–1921: Сб. документов / Сост. В. О. Дайнес, В. Г. Краснов, Т. Ф. Каряева, В. В. Боброва, Н. Е. Елисеева, В. М. Михалёва, М. В. Стеганцев. Иркутск: Восточно-Сибирское кн. изд-во, 1987. С. 122–123).