Почему переизбыток молодых людей с высшим образованием становится проблемой для государства

«Нам повезло меньше, чем соседям. В отличие от Ливии и Алжира, у нас нет ни нефти, ни газа. У нас только оливки, – тунисский гид махнул рукой в сторону уходящих до горизонта рядов оливковых деревьев. – Мы экспортируем и сами оливки, и масло оливковое. Но этого маловато для того, чтобы страна процветала. Поэтому наши власти решили вкладываться в человеческий капитал. В первую очередь обеспечить всем тунисцам хорошее образование».

Далее следовал длинный и обстоятельный рассказ сначала о школах, где преподавание ведется на двух языках. А потом о тех благах, которые государство обеспечивает студентам, – места в общежитиях, льготы на проезд и питание. Само высшее образование при этом бесплатное. Прекрасно говорящий по-русски гид, сыпавший цитатами и назубок знавший даты, имевшие отношение к истории не только его страны, но и всего Средиземноморья, сам по себе служил подтверждением того, что с человеческим капиталом в Тунисе все отлично.

Его рассказ был столь хорош и столь убедителен, что автор этих строк по возвращении в Москву при случае поделился обретенными знаниями с одним из старших коллег. Внимательно выслушав, тот задал один вопрос: «А что, получив диплом, потом все эти блестяще образованные молодые люди делают?» На дворе стоял 2010 год, и буквально через несколько месяцев Тунису, а вместе с ним и всему миру пришлось убедиться, что избыток людей с высшим образованием может способствовать не только процветанию страны, но и ее дестабилизации. Искра, от которой запылал пожар «арабской весны», вспыхнула именно в Тунисе. Анализируя предпосылки этого явления, наблюдатели обращали внимание, что движущей силой протеста стала молодежь – образованная, вестернизированная, обросшая контактами в соцсетях, но не видящая перспектив в рамках существующей в стране системы.

Студенты практически всегда и везде в авангарде протестов. Посмотрите, кто сейчас выходит на улицы Минска, сколько там юных лиц. Вспомните выступления прошлого года в Москве. Но есть один важный нюанс – обычно ключевую роль играет возраст, а не образование. То, что молодости свойственны горячность и желание изменить мир, – трюизм. Как и то, что отсутствие семьи, кредитов и ипотеки способствует более отчаянному поведению. Так что обычно студенты выходят на улицы, потому что они молоды, а не потому что они студенты. Но бывает и так, что именно вузовское образование, задающее планку высоких жизненных ожиданий, способствует росту протестных настроений. И случай Туниса здесь не самый показательный.

Классический пример – пандемия студенческих волнений 1968 года. Эти события прекрасно изучены, поэтому говорить об их предпосылках можно вполне уверенно. Послевоенный бэби-бум привел к тому, что молодых людей, желающих получить высшее образование, стало как никогда много. «Это превратило студенчество в важную политическую группу. Ее отчужденность от остального общества в сочетании с избыточной численностью, которые были обусловлены быстрой экспансией университетов, вносили вклад в общий потенциал назревавшего недовольства», – пишет Ричард Вайнен в книге «Долгий ’68: Радикальный протест и его враги».В случае Соединенных Штатов ситуация дополнительно осложнялась принятым в 1944-м «биллем о солдатских правах». Этот документ обеспечивал гражданам, отслужившим в армии, льготы при поступлении в вузы.

Университеты оказались переполнены, а ценность диплома несколько девальвировалась. Так, французские социологи Пьер Бурдьё и Раймон Будон полагают, что ядро протестующих в 1968-м составили выходцы из благополучных семей, имеющие средние показатели академической успеваемости, эти студенты считали, что слишком широкое распространение университетского образования снижает экономическую ценность их квалификаций. Было и такое мнение: волнения начались, потому что в университеты потянулись те, кто раньше на высшее образование не претендовал и не имел предпосылок для того, чтобы органично вписаться в существующую вузовскую культуру. Ричард Кроссман, занимавший в 1968-м кресло министра здравоохранения и социальных служб Великобритании, прямо заявил: «Мы слишком раздули наше студенчество, открыв университеты для людей, не принадлежащих к среднему классу или не имеющих книжного воспитания». Этот тезис сегодня звучит вопиюще неполиткорректно, но в ту пору казался довольно убедительным.

Протесты 1968-го часто сравнивают с теми, что идут сейчас в США. Если присмотреться, то окажется, что различий больше, чем сходств. Тем не менее общие черты у них действительно есть. В том числе и то, что как в 1968-м, так и в 2020-м на улицы американских городов вышли молодые люди, либо получающие высшее образование, либо уже имеющие его. Газета New York Times приводит данные исследования, согласно которому, три четверти протестующих – лица младше 34 лет, при этом 82% белых манифестантов и 67% чернокожих – выпускники колледжа (данные были собраны в июне в Вашингтоне, Нью-Йорке и Лос-Анджелесе).

Почему американская молодежь взбунтовалась, можно объяснять очень долго. Гибель во время задержания полицией чернокожего Джорджа Флойда стала поводом, но не причиной. А предпосылки накапливались давно. И главная из них – общая фрустрация молодых жителей США. Практически все время после конца Второй мировой войны американцы знали, что живут лучше, чем их родители, и при этом были уверены, что их дети будут жить еще лучше. Сейчас это уже не так. 90% тех американцев, что родились в 1940-е, зарабатывали больше родителей, для тех же, кто родился в 1980-е, этот показатель снизился до 50% и продолжает ползти вниз. Доходы среднего класса  стагнируют или сокращаются, будущее рисуется в довольно мрачных тонах. Социологи давно обратили внимание на эту проблему, в частности, когда объясняли успех Трампа в 2016 году – дескать, его слоган Make America Great Again нашел отклик в сердцах тех избирателей, кто мечтает вернуть старые добрые времена. К слову, Трампа же упоминают и сегодняшние протестующие, правда, с другой полярностью – он такой ужасный, что нет больше сил это терпеть.

Но для нас сейчас важно другое. Еще никогда в США не было столько людей с высшим образованием, как сейчас: 34% американцев в возрасте 25 лет и старше – выпускники колледжей (десять лет назад дипломом могли похвастаться лишь 28%). Из-за этого Соединенные Штаты, как бы странно это ни звучало, оказались в той же ситуации, что и Тунис накануне «жасминовой революции»: избыток молодых людей с хорошим образованием и обусловленными им завышенными ожиданиями. По статистике, в США доходы выпускников колледжа в среднем на 80% больше, чем у тех, кто ограничился школьным образованием. Но в этом-то и проблема: ударение здесь ставится на «в среднем», то есть речь идет о тех, кто уже имеет трудовой стаж, а не о тех, кто только начинает строить карьеру, полагая при этом, что диплом обязательно обеспечит высокую зарплату. В реальности же, вместо того чтобы, как им мечталось, сразу же найти себе прибыльное место, выпускники колледжей вынуждены вернуться домой и жить под одной крышей с родителями, потому что собственное жилье они позволить себе не могут. Добавьте сюда увеличение неравенства в доходах (богатые богатеют, бедные беднеют) и нарастающую политическую поляризацию общества – и вот необходимые слагаемые для взрыва готовы.

У дочитавшего до этого места читателя вполне мог возникнуть вопрос: «Так что же это все значит? Высшее образование – зло? Проку от него меньше, чем вреда?» Конечно же, нет. Ошибкой было бы и утверждать, что именно высшее образование стало причиной протестов в тех же Соединенных Штатах. Но попробуйте бросить в тарелку супа вместо щепотки соли пригоршню, и блюдо будет испорчено. Как и любое явление, в случае превышения разумной дозировки высшее образование из блага может превратиться в проблему. Особенно если в государстве и без того дела идут не лучшим образом.