«Лики судьбы» или «Дребезги жизни»
Сергей Арцибашев, или «Чертановская чертовщина»
by Александр Шеянов
Вместо многоточия. Никогда не думал, что начну писать воспоминания, мемуары, так сказать, хотя мысли появлялись. Недаром лет десять назад даже набросал пролог «В ночном бреющем полете», практически как у графа и военного летчика Антуана де-Сент Экзюпери, только в иной ипостаси. Но звезды продолжают дарить тебе, бренному, незабываемые встречи – хочется ими поделиться. Среди таких небесных метеоритов: сын Есенина – Константин Сергеевич. Владимир Высоцкий, Сергей Арцибашев, Илья Глазунов, Эдуард Дробицкий, Тонино Гуэра, Джуна Давиташвили, Аркадий Арканов, Анатолий Брусиловский, Игорь Крутой, Никас Сафронов, Александр Журбин, Фридрих Согоян, Григорий Потоцкий, Дмитрий Дибров, Шура Каретный, Сергей Мазаев, Евгений Лансере… Зведный ряд можно продолжить, и он продолжается. Итак…
Новелла 1. Сергей Арцибашев, или «Чертановская чертовщина»
Театральный сезон в Новой Опере в родном саду «Эрмитаж» по обыкновению открыли спектаклем «Евгений Онегин» в постановке Сергея Арцибашева, народного артиста России, лауреата Государственных премий. Спектакль идет много лет. За него Сергей Николаевич получил премию «Золотая маска»…
Дирижёр плавно взмахнул руками, как аист крыльями.
Заскользили смычки скрипок.
Забегали пальцы на духовых инструментах.
И музыка, и пение, слившись в едином ошеломительном потоке, понесли меня, словно бумажный кораблик, куда-то к далеким берегам…
С Сережей Арцибашевым мы познакомились в Театре на Таганке. Я тогда окунулся в журналистику, а он недавно приехал из Свердловска и уже был режиссером театра. С Таганкой у меня сложились хорошие отношения, главное действующее лицо на служебном входе – пожарный Иван Егорыч меня спокойно пропускал. Некоторые даже думали, что я рабочий сцены, потому что моим хорошим другом был Сергей Тишкин – главный машинист сцены. У него мы и собирались. Обсуждали последние новости, разумеется, «вражеские голоса», обменивались самиздатом – Бродский и Солженицын, иногда и выпивали. Заглядывали и актеры. В общем, жизнь была веселая и дружная. Иногда заносило в «Сандуны». С Арцибашевым это стало традицией – там спокойно можно было обсудить творческий процесс…
Мы особо не чувствовали «застоя», то есть «застойного» периода.
Сергей выпустил роскошный спектакль: «Надежды маленький оркестрик».
Символично. «Оркестрик», кстати, пережил более 500 представлений, а у меня, хотя и с трудностями, вышла первая книга – «Не крушите снежных баб». Вот так, в оформлении одного из главных «авангардистов» Эдуарда Дробицкого, который тоже стал нашим товарищем-союзником.
Сергей под руководством Юрия Петровича ставил «Бориса Годунова», я – уже репортер «Комсомолки» – писал роман «Дело № 777. Инопланетяне, или Похождения алкоголика Синюшкина». По случаю главы зачитывались в подвале театра у Тишкина, не возбранялся и портвейн, как выражались в народе, с тремя топорами.
«Борис Годунов» взбудоражил всю театральную общественность и не только, а мой роман умудренные критики оценили как «антисоветский», «утопический», «безыдейный». С такими рецензиями можно было лишь обратно вернуться на сирую родину, в Мордовскую автономную Советскую Социалистическую республику, природа там шикарная…
И тут нежданно-негаданно грянула перестройка.
Развернулась грандиозная борьба с зеленым змием.
В этом мы однажды убедились, выйдя несолоно хлебавши из ресторана «Кама», который опирался на Театр на Таганке.
– Видишь, как закручивают… – подмигнул Арцибашев.
– Да-а… – хмыкнул я.
– Самое время тебе пьесу написать… – помедлив, весело заметил он.
– Какую, Серый? – удивился я.
– Да про твоего алкаша, Ивана Синюшкина… – нарочито захихикал он, – там же инопланетяне пытаются спасти Ванюшу от губительного недуга…
– И тоже увлекаются, попадают в вытрезвитель… – кисло напомнил я.
– Зато конец оптимистичный, – хитро заметил он, – ясный как месяц. Синюшкин в космическом корабле над кромешной алкоголиадой…
– Стихи писать не пробовал… – иронично протянул я.
– Стихи – твоя стихия… – серьезно сказал Сергей.
В это время из театра вышел Леонид Филатов и бодро спросил:
– О чем это вы?
– Да о стихах… – меланхолично произнес Серега.
Надо заметить, что в это время Филатов увлекся пародиями на известных поэтов, и, видимо, поэтому он, картинно посмотрев на меня, ласково попросил:
– Давай экспромт…
– Это не ко мне… – я попытался отшутиться.
– Сла-бо! – в глазах у Лени заблестели огоньки.
Я неприкаянно посмотрел по сторонам и угрюмо выдавил:
У театрана ТаганкецерковьСтрастная.С одной стороны –бензоколонка.С другой –пивнаяВот и жизнь –нашатакая...
Потом я этот «экспромт» назвал «Совреализм», он вошел в книгу лирики «Комета любви» с посвящением Арцибашеву, а тогда Сергей дружески хлопнул меня по плечу и задумчиво молвил: «Вечный спектакль…», а Филатов молча воздел перед собой раскрытые ладони.
Как на сцене.
На том мы и разошлись.
А я призадумался.
Перечитал роман.
И принялся за дело.
Месяца через три, в «Сандунах», после парилки, в нижнем буфете я торжественно вручил режиссеру Арцибашеву красивую папку с названием: «Чертановская чертовщина».
Он открыл ее, и рот у него растянулся в изумленной улыбке, и было отчего…
Алкогольная мистерия в двух действиях с митингами и преследованиями, с выстрелами и танцами, с песнями Высоцкого и Кати Яровой, с музыкой «Биттлз», «Пинк Флойд», с брызгами шампанского и трезвым эпилогом.
Немая пауза длилась недолго.
Мы хлопнули по кружке жигулевского пивка и пошли к метро. Под ногами ветер ворошил пожелтевшие листья, обрывки газет. Уходил, кажется, 88-й год, и уходил не от Рождества Христова, а от советской власти.
– Почитаю мистерию… – на прощание обронил Сергей, а рано утром раздался звонок:
– Буду ставить…
Настал мой черед изумиться.
Где ставить, вопрос не стоял.
Конечно, на Таганке! Но к тому времени ситуация в театре несколько изменилась. Любимов, что ли, охладел к Арцибашеву, может, на это повлияли и возникшие творческие отношения Сергея с Эфросом…
Как знать, но ситуация разрешилась практически сама собой.
У меня был приятель – Владимир Лебедев, директор «Московского театра комедии», и он пожаловался, что не может найти хорошего главного режиссера. Я предложил посмотреть на Таганке «Надежды маленький оркестрик». После чего вскоре Арцибашев возглавил «Московскую комедию». Он не сразу решился, но и не затягивал, видно, пришло другое время.
Начались репетиции «Чертановской чертовщины», а следом как гром среди ясного неба известие из родного Саранска: Мордовский государственный театр драмы не хотел отставать. Желал видеть алкогольную мистерию на сцене в столице республики, и именно в постановке молодого и талантливого Сергея Арцибашева.
Посовещавшись, мы согласились.
Пришлось работать на два фронта, и надо заметить, в солнечной Мордовии, стране зеленых помидор (так шутят), получилось быстрее. И ведь не было еще опыта мирового футбольного турнира, как и не было эпохального телесериала «ДМБ», где Сергей шедеврально сыграл прапорщика.
А была весна 1990-го, Саранск, ласковый апрель, меня с Арцибашевым разместили в Зеленой роще – гостинице обкома партии. И накануне премьеры под вечер меня осенило:
– Сергей Николаевич, – со значением обратился я к режиссеру, – а что, если вставить одну мизансцену…
– Какую еще сцену? – опешил он.
– Ну, там, когда участковый Ромашкин, прозванный Дурематовым, подглядывает в замочную скважину в сауну за инопланетянами и комсомолками-доброволками, – заторопился я, – я достаю бутылку шампанского, шумно открываю ее и палю с первого ряда прямо в участкового…
– Зачем? – голосом режиссера поинтересовался Арцибашев.
– Ну, встряхнуть публику, – понесло меня, – контакт с залом…
– И попадешь в Дурематова-то?.. – ехидно спросил он.
– Постараюсь… – обнадеживающе молвил я.
– А дальше что? – прищурился он.
– А дальше, дальше, – во мне проснулся режиссер, – в зал вбегают дружинники, скручивают меня и уводят…
– И-и… – Арцибашев развел руки.
– Ну а в конце спектакля я выхожу на бис, – важно продолжил я , – и все узнают хулигана…
– Тоже мне, режиссер нашелся… – иронично протянул он.
И я понял,что мизансцена почила, не успев родиться, но, оказывается, жизнь может вносить свои коррективы, потому что поутру он мне по-свойски обронил:
– А знаешь, в этом что-то есть…
Оставалось достать бутылку шампанского. В магазинах в те времена днем с огнем не найдешь. Выручил местный министр торговли Евгений Бульенов. Прислал ящик. Спасибо, Женя. Никогда не забуду.
И вот премьера.
Переполненный зал. Важные гости, пресса и телевидение. На сцене шумно, весело, смешно.
В стиле ранней Таганки. К примеру, спектакль «Десять дней, которые потрясли мир».
Надрываются гитары. Хрипит, точно живой, Высоцкий: «Спасите наши души…» Слышатся выстрелы. Звуки милицейской сирены. Крики о помощи. Задорные вопли. И я понимаю, что настал мой звездный час.
Выхватываю из пакета бутылку «Советского шампанского», кстати, полусладкого, сильно встряхиваю, целюсь в подглядывающего в замочную скважину участкового и откупориваю бутылку…
Раздается шумный хлопок, и пробка точно летит в голову милиционера, и то ли оттого, что он дернул головой, или пробка все-таки попала, фирменная фуражка слетела с него.
В кино такой кадр с первого дубля вряд ли получится.
Я с удовольствием хлебнул из горла, а в это время меня уже скручивали надежные «дружинники».
Шума в зале прибавилось.
До сих пор вспоминаю чью-то незапланированную реплику:
– А где он… (в общем, такой-то такой-то) шампаньское достал?
Вопрос остался без ответа.
«Нарушителя порядка» под белы рученьки вывели из зала. Буквально через несколько минут за кулисами бутылку пустили по кругу. Артисты раззадорились. Со сцены уже разливалась песня Кати Яровой: «Про воротил ЦК, которые скоро будут все зэка…»
Некоторые важные гости покинули зал.
А под занавес прозвучала еще одна Катина песня про Родину-мать, которую мы выбрали – хоть она босая, распятая, хромая. Ведь от России не спасешься бегством…
Смех поубавился.
И меня зрители узнали.
Кто-то даже присвистнул.
Финал удался.
Долго не смолкали аплодисменты.
Объявленные премьеры прошли с успехом, но появилось ощущение: будут ли показывать спектакль дальше… И в это время в такой уважаемой газете, как «Советская культура», вышла хорошая статья про нашу премьеру с названием «Они сошлись…» И фотография: я присел на скате мраморной лестницы в фойе театра, а рядом, опершись ладонью на мою коленку, стоит режиссер Арцибашев. Ну как в старые времена.
Черно-белая фотография, немое кино…
Автор статьи был мой приятель Алексей Буденный, внук легендарного командарма. Спасибо, Леша. Он даже привез мне в ресторан «Арагви» газетную верстку. И мы сие отметили, и, очевидно, достойно, ибо где-то через неделю раздался звонок из «Одесского русского драматического театра им. Иванова». С тем же предложением, что и из Мордовии, а в ней после статьи в «Культуре» все устаканилось…
Одесса! Сразу повеяла романтическая дымка – Багрицкий, Бабель, Олеша, Ильф и Петров, Утесов, Беня Крик наконец… Может, чья-то невинная шутка? Но нет, звезды сошлись… Ставим «Чертовщину» и в Одессе, родине всего самого-самого. На Привозе точно поймут…
Работа идет на удивление быстро. Прошло с полгода, и вот на Дерибасовской, посередине роскошной аллеи, на массивной театральной тумбе появилась красочная афиша: «Чертановская чертовщина» – алкогольная мистерия со всеми вытекающими последствиями…
И все здесь было рядом: гостиница «Астория», похожее на летающею тарелку здание драмтеатра, «Гамбринус», описанный Куприным, где под скрипку души грешные взмывали над пивными кружками…
Похоже, там, на небесах, нашли одно из лучших мест для нашего действа.
И был чудесный октябрь. Премьеры прошли на ура! Мы хотели закатить банкет, но руководство отговорило – театр собирался на гастроли, и мы с пониманием отнеслись к опасениям начальства.
После прощальной премьеры, когда зрители разошлись, мы, слегка возбужденные и слегка утомленные, решили прогуляться по Дерибасовской, развеяться, так сказать. На глаза Арцибашеву попалась радужная вывеска: КУЯЛЬНИК.
– Что это? – удивился он.
– Там охлаждаются, – невозмутимо ответил я, – ну, в смысле выпивают…
– Выпивают? – он подозрительно покосился на меня.
– Выпивают… – весело сказал я. Я-то знал, что там продают только безалкогольные прохладительные напитки, но еще я знал, что своим там отпускают и алкогольные, и там уже знали меня, было время заглянуть.
Мы зашли.
Надо было видеть растерянное лицо Сергея – роскошный выбор и ничего спиртного.
– Че тут делать? – недоуменно вопросил он.
– Нам две по пятьдесят вашего фирменного… – подмигнув, обратился я к человеку за стойкой.
– Момент… – вальяжно отреагировал человек, и буквально через секунды перед нами появились рюмки с коричневатым напитком…
– Коньяк? – Сергей с сомнением понюхал одну из них.
– Армянский… – не нюхая ответил я.
– Пятизвездочный! – с достоинством подтвердил человек.
– Как в кино… – только и мог сказать Арцибашев.
– И в театре… – услужливо поддакнул я.
Мы чокнулись за успех «нашего безнадежного дела».
Раз пять.
Выходя, на улице мы столкнулись со слегка взлохмаченным симпатичным прохожим. Он обрадованно раскинул руки и воскликнул:
– Поздравляю с премьерой, разрешите представиться – режиссер Иосиф Райхельгауз…
Кино продолжалось. Гораздо позже мы убедились, что это был действительно он.
Вот такая романтическая дымка осталась у меня после Одессы, в которую влюблен с тех пор.
Осень быстро закончилась.
Наконец был готов спектакль и в «Московском театре комедии», но у театра была небольшая сцена, а «Чертовщина» требовала размаха…
Одна из премьер грянула в декабре на Новой сцене Театра на Таганке – отчасти это был и принципиальный вопрос.
Эдик Дробицкий написал маслом броский плакат: обнаженная женщина – может, муза, может, белка – словно распласталась в невесомости, верхняя часть этой, скажем, музы состояла из пяти бутылок, из горлышек которых разноцветные капли срывались в одинокую рюмку, а на одной ноге у этой, скажем, белки было лишь четыре пальца – и ноготь на одном из них был ярко наманикюрен…
Почему, зачем?
Чертовщина, черт возьми!
«Чертановская чертовщина».
Отзвенели аккорды.
Затихли хрипы: «Спасите наши души…»
Растаяли аплодисменты.
За кулисами кто-то осторожно взял меня за локоть.
Я обернулся…
Это был пожарный Иван Егорович. Он схватил меня за
руку и начал ее жизнерадостно трясти:
– Так это ты сочинил, Саша, недаром я тебя всегда пропускал…
– Спасибо, Егорыч… – улыбнулся я, и мы обнялись.
Премьер было много, на разных площадках. Особо запомнились три на Малой сцене ЦАТСА в апреле девяносто первого.
Надо заметить, Малая сцена в Театре Советской армии совсем не маленькая – есть где разгуляться. Зал большой. И когда по окончании первого спектакля под музыку на бис актеры хлынули к зрителям, то в эпилоге танцевали все, минут пятнадцать, у меня даже есть видеокассета на память.
А потом был банкет. Нас поздравил знаменитый Хейфиц.
И начали отмечать…
Исполнителем главной роли Ивана Синюшкина, алкоголика с большим и трудовым стажем, был прекрасный актер театра и кино Николай Гаевский. И, как выяснилось через день-другой, он увлекся и еле отыграл второй спектакль, хорошо, роль близкая, а вот третий уже играть не может. Что делать? Премьера-то объявлена…
Почти катастрофа.
Схватились за головы.
– Буду играть Синюшкина сам! – с вызовом бросил Арцибашев.
– А слова? – вырвалось у меня.
– Да твой Синюшкин вот уже где, – он провел ладонью по горлу, – если че, то суфлер поможет или Пушкин…
– Пушкин? – растерялся я.
– Пушкин… – усмехнулся он.
И надо сказать, что Сергей блестяще справился с этой нежданной ролью, таких Синюшкиных я больше не видел, это был Синюшкин-Гамлет, один раз он даже выразился Пушкиным…
После спектакля в углу афиши Сережа написал мне следующее:
Саша!
На память
Теперь и от исполнителя Главной роли.
Только бы не вжиться, не уколоться и не напиться,
как это неоднократно бывало с предыдущими Синюшкиными…
Господи! Если к правде святой мир дорогу найти не сумеет, честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой…
О чем это Арцибашев? Про кого?..
А у Синюшкина наступил звездный час. Журнал «Дружба-Россияне» начал печатать роман с продолжением, с каждым номером увеличивая тираж. Издательство «Советский писатель» выпустило роман отдельной книгой в оформлении художника Анатолия Кретова-Даждь. Вот тебе и антисоветский, а Министерство культуры напечатало для распространения в театрах пьесу небольшим тиражом… Отдачу я впоследствии ощутил по возросшим гонорарам. Вести доносились из Минска, Питера, тогда Ленинграда, и других губерний.
Осенью того же года на базе «Московского театра комедии» Минкульт учредил новый – «Театр на Покровке», художественным руководителем коего стал, естественно, Арцибашев. Сергей с головой ушел в классику: «Ревизор», «Месяц в деревне», «Таланты и поклонники», за что через несколько лет и был удостоен звания лауреата Государственной премии, а во второй раз он получил эту премию в двухтысячном, на стыке веков, за «Женитьбу», в которую были приглашены еще и артисты из «Маяковки» и «Таганки». Они тоже получили премии, причем Арцибашева изначально даже не выдвигали, но вмешался Олег Палыч Табаков: «Как так, актеры получают, а режиссер нет…»
Вероятно, такие успехи повлияли на то, что в начале двухтысячных после смерти Андрея Гончарова – художественного руководителя Московского академического театра им. Вл. Маяковского – Сергею Арцибашеву предложили возглавить театр. Он, конечно, принял эту тяжелую ношу, но и «Покровку» не оставил – трудился на два фронта, горячо, самозабвенно, однажды на репетиции в «Маяковке» он в сердцах так шарахнул рукой по столу, что сломал палец…
Каждая премьера – аншлаг.
В «Маяковку» зритель уже шел на Арцибашева, продолжателя традиций, но и творца новых…
Мы теперь реже встречались. Чаще в театре, иногда в «Сандунах», но никогда не забывали про дни рождения. Я свои дни рождения старался приурочить к выходу новой книги, так было с «Ангелом любви», с «Алхимией любви», с «Эрьзей – русским Роденом», с «Приключениями пещерного человека»… Презентации проходили в саду «Эрмитаж», в библиотеке Боголюбова и других достойных местах. Собирались друзья: Александр Журбин, Никас Сафронов, Владимир Редькин, Александр Подболотов, Дмитрий Дибров, Шура Каретный, Игорь Брославский…
Всегда было тепло и весело.
Однажды Арцибашев появился с большим опозданием, но с роскошной двенадцатиструнной гитарой в руках…
– Дом хрустальный на горе для нее, – по сложившейся традиции начал он свое поздравление с Высоцкого, – сам как пес так рос в степи, родники мои серебряные, золотые мои россыпи…
С того дня подарок Сережи стоит у меня дома под портретом Высоцкого работы Виталия Лукьянца. Внизу на портрете две надписи…
Первая: Дорогой Саша! Стой за человека и его достоинство и никогда не ослабевай! – это от замечательного художника.
Вторая: Желаю добра, так говорил наш Володя, – это от Нины Максимовны, мамы Высоцкого. Подчеркиваю – НАШ Володя!
Действительно золотые россыпи.
И еще у меня в кабинете бюстик Чехова, который на одноименном фестивале вручили Арцибашеву.
«Спасибо, Сережа, тронут до глубины души, но точно шапка не по мне…»
В Театре Маяковского Сергей, понятно, Николаевич проработал лет десять и по сложившимся обстоятельствам по собственному желанию покинул этот храм, это чистилище искусства. Кто виноват – те знают. Не хочется к этому возвращаться, здоровье дороже, ибо был, есть и будет «Театр на Покровке»… Творческая волна всхлынула с новой силой, несмотря на боли в сердце – курить он так и не бросил, на затянувшийся ремонт здания и другие жизненные проблемы…
Вспомнилась встреча в апреле 2014 года в театре «Эрмитаж».
Мой день рождения.
Презентация отдельного издания романа «Сны русского олигарха», который до этого печатался с продолжением в любимой газете «Московский комсомолец».
В фойе среди белых колонн старый рояль, за ним – Саша Журбин. Много гостей: Игорь Брославский, Женя Кунгуров, Шод Муладжанов, Шура Каретный – он же народный артист Александр Пожаров, Арцибашев…
– Выйдем, покурим… – неожиданно произнес Сергей.
– Пойдем… – охотно сказал я, хотя никогда не курил, и он это, естественно, знал…
– Ну че ты все дымишь? – укорил я его. – Никак не бросишь…
– А ты че пьесу не напишешь? – клубы дыма устремились на меня.
– Какую пьесу? – отмахнулся я.
– Да про олигарха. Капусту, – он опять пыхнул в меня дымом, – веселая может получиться чертовщина…
Мы вернулись в театр.
Шура Каретный по моей просьбе дал Сергею свою гитару…
– Дом хрустальный на горе для нее… – пронзительно запел он, до сих пор звучит его голос. – И не дай мне жизнь скомкати…
Месяца через два я со значением вручил ему «Сны русского олигарха»: пьесу-сонник для новых русских и старых большевиков…
– А мы кто? – повеселел Сергей.
– Мы, мы… новые большевики… – задорно брякнул я.
Где-то через неделю мы встретились.
– Надо ставить, – коротко резюмировал он, – но есть нюансы…
– Ремонт? – понятливо спросил я.
– Ремонт, – грустно протянул он, и вдруг в глазах у него появились огоньки. – А как ты представляешь себе ту сцену, где у тебя все голые в кремле…
– Ну как, как… как в Большом театре, – оживился я, – ну в смысле в трико…
– Чертовщина продолжается… – усмехнулся он.
– Продолжается… – весело подтвердил я, ибо прекрасно помнил сцену из «Чертановской чертовщины», где в вытрезвителе исполняется танец «Маленьких лебедей».
Я забыл написать, что на той презентации «Снов олигарха» в театре «Эрмитаж» был показан мой портрет «Газетный пленник».
Это коллаж. На нем мое грустное лицо еле пробивается сквозь газетные и журнальные вырезки обо мне. Была и одна сильно пожелтевшая, та самая – из «Советской культуры».
На ней Сергей аккуратно вывел: «Все впереди?»
А через год с небольшим умер…
…Шквал аплодисментов вернул меня откуда-то издалека, скорее всего из поднебесья, в зал Новой Оперы.
Многие зрители стоя приветствовали артистов и музыкантов, не было только режиссера-постановщика Сергея Арцибашева, который более двадцати лет назад поставил тот спектакль. Кстати, тогда на премьере был и Юрий Любимов.
«Столько лет идет Онегин, – подумал я, – и не стареет…»
А недавно я оказался у «Театра на Покровке».
Взгляд со стороны…
«Ноуреализм» У «Театра на Покровке»Слева –«Советскаячебуречная»,Любовьпохмельная,извечная.Справа –кафе«Смайл».Таганку,Мастер, не забывай...
Далекий отголосок.
А если серьезно, то вот уже пять лет прошло со дня смерти Мастера. Три президента России вручали ему высокие государственные награды, и не я один думаю, что он вполне заслужил скромную подпись под официальным названием:
«Театр на Покровке». Основан в 1991 году народным артистом России, лауреатом Государственных премий Сергеем Арцибашевым.