«Человек — это точка, в которой мир не может отличить себя от галлюцинации». Федор Гиренок — о сновидениях, смерти Бога и «Победе над Солнцем»

Граница между человеческим и нечеловеческим — это граница между реальностью и воображением, пролегающая в снах. Она — сингулярность, где встречаются мнимое и вещное, где находится вход в параллельные миры, расположенные в каждом из нас. Философ Федор Гиренок размышляет о том, как сознание оказывается местом встречи реальности и платоновских идей и как сновидения засасывают события и смыслы, выворачивая их наизнанку и показывая с новой, самой неожиданной стороны.

Европейская философия отказалась от метафизической раздвоенности мира в пользу его материального единства. Как она это делает? Посредством идеи сингулярности и переосмысления идеи человека. Что такое сингулярность в математике Рене Тома? Это вариация на тему того, как количественные изменения приводят к качественным сдвигам. Эти вариации использует Делез. Для чего? Чтобы человеческое растворить в нечеловеческом. Но сингулярность — это не особенное, не катастрофа, не математическая точка, проглотившая бесконечность. Это точка, в которой мир не может никаким образом отличить себя от галлюцинации.

Сингулярность — математическое понятие, описывающее небольшие области пространства, в которых регулярно и однородно ведущие себя объекты (например, функции) радикально изменяют свои свойства.

Если мир един, то он не сингулярен. Если он сингулярен, то он не един. Единый мир — это мир бесконечно повторяющегося одного и того же. В нем совпадают начало и конец, высшее и низшее, внутреннее и внешнее. В этом мире немыслимо существование человека. Почему? Потому что человек — это не центр мира, не вершина его и не его смысл. Это даже не случайность, ибо где есть случайность, там появляется необходимость. Человек — это сингулярность мира. Его неповторяемое событие.

Антропологическая сингулярность раздваивает мир, делит его на две части — на мнимость и реальность, на образ вещи и вещь. При этом само разделение не имеет никакого физического смысла.

Ибо оно является не физическим, а символическим. Не об этом ли нам говорит Платон?

Согласно Платону, материальный мир отличается от своего прообраза — мира идеального: вещи текучи, неопределенны и несамостоятельны, тогда как идеи дискретны, определенны, тождественны себе, а также просты и вечны. В каждой вещи вечна и неизменна идея, тенью или отражением которой вещь является. Источник

Мнимое и реальное

«Филеб» — самый трудный диалог Платона. О чем он? Об удовольствии. А еще о писце и о внутреннем живописце в каждом из нас. Писец делает невидимое видимым. Живописец создает образы видимого. Платон пишет:

«Допусти же, что в наших душах в то же самое время обретается и другой мастер… Живописец, который вслед за писцом чертит в душе образы названного… Когда кто-нибудь, отделив от зрения или какого-либо другого ощущения то, что тогда мнится и о чем говорится, как бы созерцает в самом себе образы мнящегося и выраженного речью».

Кто созерцает в самом себе образы, тот мнит, хотя иногда мнит то, чего нет, не было и не будет. Платон исходит из того, что существующее познаваемо, а несуществующее — не познаваемо. Чтобы познавать существующее, человеку уже нужно грезить. Что значит грезить? В «Государстве» Платон говорит: «…грезить — во сне или наяву — не значит ли считать подобие вещи не подобием, а самой вещью, на которую оно походит».

Если мы образ вещи считаем самой вещью, то это значит, что мы образ соотносим не с вещами, а с тем способом, каким мы можем воздействовать на себя во времени. А воздействовать на себя во времени можно не красивыми или полезными вещами, а красотой или благом самими по себе.

Раздвоение мира на мнимое и реальное имеет для Платона и практическое значение. В пятой книге «Государства» Платон говорит о том, что пока не сольются воедино государственная власть и философия и пока не будут отстранены от управления те, кто стремится к власти самой по себе или философии самой по себе, до тех пор не избавиться нам от зла и не увидит света человеческий род. Почему мы не увидим свет? Потому что будем жить в простом мире, а не в сложном.

Сложный мир потому и сложен, что складывается не из особенностей вещей, а из мнимостей и реальности.

Бессознательное против человека

Человек мыслится традиционно как живое разумное существо. Но живое является разумным не потому, что оно живое. Разумным может быть и то, что является не живым, а техническим. Быть живым — значит рождаться и умирать. А разум не связан с рождением и смертью. Посредством этой несвязанности в человеке обнаруживает себя нечеловеческое. Европейское сознание перестало мыслить нечеловеческое как божественное. Для него Бог умер. Смерть Бога изменила способ существования мысли о человеке. В нем больше нет пределов для человеческого. И поэтому современная мысль, обнаружив в человеке нечеловеческое, не знает, где ей остановиться, не знает, где заканчивается нечеловеческое и начинается человеческое.

Нечеловеческое опустошает человека двояким образом. С одной стороны, оно делает его просто живым и неразумным, а с другой — неживым и разумным.

Пустота отсутствия человека заполняется при этом человеческим. Но это человеческое мыслится уже без человека. Оно мыслится как нечто химерическое, в виде неких призраков, обнаруживающих в живом — мертвое. Нечеловеческое приходит туда, где раньше было человеческое, благодаря открытию бессознательного. Что значит открытие бессознательного европейской философией? Это значит, что мерой человека является не сознание, а бессознательное.

Если бы мерой человеческого существования было сознание, тогда нужно было бы признать, что мир не един, не однороден, то есть в нем есть что-то, относительно чего нельзя сформулировать физические законы. Нет таких законов, в терминах которых можно было бы отличить образы от вещей. Идея бессознательного укрепила мысль о том, что мир един. Наблюдая за бессознательным, мы, говорит Фуко, пришли к выводу, что человек не существует. Что это значит? Это значит, что он никогда и не существовал. Почему? Потому что общество, которое запеленало человека в сети языка, формировало его бессознательное, а не его humanitas.

Бессознательное — совокупность психических феноменов и процессов, в которых субъект не отдает себе отчета. В психоанализе и ряде других теорий бессознательное — особый компонент психики, противостоящий сознанию и дополняющий его. Источник

Призраки смыслов

Идея сингулярности изложена в девятой серии «Логики смысла» Делеза. Делез попытался объяснить нам, что такое сингулярность. Спасибо ему за это.

Он говорит, что сингулярность — «это поворотные пункты, точки сгибов и т. д.; узкие места, узлы, очаги и центры; точки плавления, конденсации, кипения и т. д.; точки слез и смеха, болезни и здоровья…»

Мы слушаем и недоумеваем. Почему он не сказал главного? Ведь это было так просто. Делез забыл сказать про сновидения. Он забыл сказать, что в точке сингулярности мир выворачивается наизнанку. Но мир — не лента Мебиуса. Мир вещей расширяется и в этом расширении уже не зависит от вещей. Делез отождествляет события и смыслы. Мы их разделяем. Почему? Потому что воображаемое переполнено смыслами, а реальность состоит из событий. Смыслы — это не события, а события — это не смыслы. Они ведут между собой непрерывную войну. Они не совозможны, ибо когда они совозможны, заканчивается зона сингулярности.

Реальность всегда бессмысленна. Воображаемое всегда бессобытийно.

Смыслы лишают событие состава событийности, а события обессмысливают смыслы. Один человек — это всегда два человека. А между ними сознание. Человек всегда больше, чем один. Он, как говорит Деррида, «переполнен призраками».

Изнанка бытия

Мы думаем, что ночью мы спим, а днем бодрствуем. Но дело не в этом, мы спим тогда, когда не подчинены цели как закону. И бодрствуем тогда, когда действуем в соответствии с целью. Сон — не пустое место воображаемого. В нем встречается то, что не может быть по законам реального мира. Человеческое всегда существует по логике сновидения. Мы видим эту логику в виртуальной реальности. Во сне важно не содержание сна, нам важен сон как условие того, чтобы человеку вообще что-то виделось. Нечеловеческое, напротив, существует по логике событий, а граница между человеческим и нечеловеческим возникает в точке сингулярности и исчезает в точке схождения внутреннего и внешнего.

Суть человека состоит не в высоте и не в глубине, и тем более не в поверхности, а в сновидении. Мы сожалеем, что французский постструктурализм не с нами, что он не пошел к досократику, к Гераклиту. Он предпочел укрыться за стоиками, чтобы сказать: «Всё, что происходит, и всё, что высказывается, происходит и высказывается на поверхности». Мы говорим: нет, дело обстоит не так. На поверхности ничего не может высказаться и произойти. Поверхности хороши на липучках для мух. Всё происходит во сне. И высказывается во сне. Даже если мы не хотим, чтобы оно происходило и высказывалось.

Антропологическая граница пролегает не между вещами и предложениями, как думал Делез. А между человеческим миром и нечеловеческим. Сон — это граница. В нем зияет изнанка мира, которая, как воронка, засасывает события и смыслы, показывая их с неожиданной стороны. Если мы не можем заметить зияние как зияние Бога, мы спим, проваливаясь в бездну, из которой нет возврата.

Современные антропологи хотят установить связь с другими мирами. Они думают, что миров много. Но параллельные миры совсем рядом. Ты стоишь рядом с человеком из соседнего двора и не знаешь, что он на самом деле из другого мира. То есть между нами всего пятьдесят сантиметров, а метафизически это два разных мира. И причем мы не знаем, что мы из разных миров. В физическом смысле мир один, потому что пространство одно. Миров много в человеке, ибо в нем много призраков.

Весь наш мир, с точки зрения физиков, разделен на две части. Мир, в котором живем мы, и мир, в котором живут они. Они — это не мы. Мы состоим из положительных частиц, они — из отрицательных. Если мы встретимся с ними, то произойдет аннигиляция. И ничего не будет.

Поэтому сегодня вопрос звучит не так, как у Аристотеля в «Метафизике», не «Почему есть что-то, а не ничто?». Вопрос звучит так: «Как из ничего получается что-то?»

Мы будем думать, что они там вывернуты наизнанку, а они будут думать, что это мы их двойники. Мир один со всеми вытекающими из этого последствиями.

Черная дыра самости

Где можно найти альтернативные формы восприятия мира? В современном искусстве. Например, у Бэкона. Человек может иметь наглядное представление о предмете. Почему? Потому что он опасно галлюцинирует. В чем опасность? В том, что его взгляд обращен к самому себе. Он движется не по прямой к какому-нибудь предмету, а по кривой к самому себе. А кривая где-нибудь да пересечется с собой.

Возникнет ли в точке пересечения круг, неизвестно, это ниоткуда не следует. Самость, как черная дыра, всё притягивает к себе и не отпускает от себя. Мы отпускаем свой слух. Куда он движется? К нам. Он замкнут на нас. И это замыкание подчиняется принципу наглядности, то есть изобразимости. Можем ли мы визуализировать свою самость? Можем, чтобы наблюдать за наблюдающим за наблюдателями.

В финале оперы «Победа над Солнцем» будетлянские силачи говорят: «Мир погибнет, а нам нет конца». Малевич визуализировал эту мысль о победе над Солнцем в «Черном квадрате». О чем эта мысль? О рождении человека без мира. Как узнается эта мысль в философии? Как тождество подобия и вещи. Если подобие воспринимается как подобие, то мы пропали, нас нет, мы не существуем. Если подобие вещи мы воспринимаем не как подобие, а как вещь, то мы живы, но живем мы не в мире, а внутри огромной симуляции, пределы которой нами никогда не будут определены. Глядя на «Черный квадрат», обычно думают о рождении мира, космоса, но это ошибка. Так рождается человек. Как же рождается мир?

Подобие — термин античной философии и христианского богословия, означающий сообразность низшего высшему, причастность форме высшего. Источник

Рождение мира исключением человека

На что обращает внимание Курбе картиной «Рождение мира»? Он обращает внимание, как и подобает европейскому художнику, на animalitas человека. На единство мира. На что он не обращает внимания? На сингулярность, на humanitas человека, на его верх. Почему? Потому что humanitas человека, или человеческое в человеке, не участвовало в рождении мира. Но это значит, что и родившийся мир не имеет отношения к humanitas человека. Человеческое в нас может быть только от нас, а не от мира. Хайдеггер ошибался, человеческое в нас не от бытия.

Каким образом это показывает картина Курбе? Посредством исключения головы из фигуры обнаженной женщины. Головы не видно, художник нам ее не показывает. Она за пределами полотна. Что мы видим в Венерах палеолита? Пренебрежительное отношение к голове как к не самой важной части человеческого тела. Что важно? То, что имеет отношение к жизни: низ человека. У мужчины это фаллос. У женщины это способность к деторождению. Что не важно? Не важно отношение к мысли, к галлюцинациям. Это невидимое в человеке, то, что еще нужно научиться рассматривать. Что мы видим на картинах Малевича? Пустые головы. Почему? Потому что человек — это не мозги. Мозги принадлежат миру, а сознание — это нечто человеческое в человеке, то, что никак не приурочено к телу. Сознание — сингулярное событие в мире.