«Преступные приказы выполнять не буду». Уволившийся следователь — про задержание в РФ и то, где сейчас

by

«Я понял, что какие-то меры будут ко мне применяться, поэтому надо себя обезопасить и на недельку уехать, отсидеться, посмотреть, что будет происходить. Конечно, не предполагал, что все так будет», — говорит уже бывший следователь из Минска Андрей Остапович. Ранее он разместил на своей странице в Instagram фотографии рапорта на досрочное расторжение контракта из-за «нарушений его условий со стороны руководства СК» и осудил насилие со стороны силовиков по отношению к мирному населению. После этого он уехал в Россию, где его задержали и вернули обратно в Беларусь. Сейчас экс-следователю удалось выехать в Польшу.

FINANCE.TUT.BY связался с Андреем Остаповичем и узнал, что повлияло на решение написать и обнародовать такой эмоциональный рапорт, почему он уехал в Россию и как был вывезен оттуда в Беларусь.

https://tutby.gcdn.co/n/0f/4/foto_sledovatel_ostapovich.png
Андрей Остапович. Фото из Instagram

«Я для себя решил, что здесь работать не буду». Как появился тот самый рапорт

В 5-страничном рапорте, который старший следователь Партизанского районного отдела Следственного комитета, капитан юстиции Андрей Остапович выложил в инстаграм (позже пост был удален соцсетью), сказано, что по Конституции «все равны перед законом и имеют право без всякой дискриминации на равную защиту прав и законных интересов».

— Все мы не слепы, видим правду, как по местам работы (поступающие заявления граждан, сообщения из больниц, лично видим пострадавших, получаем у них показания, у их родственников и близких), так и из информации сети Интернет. У многих из нас были незаконно задержаны знакомые, преподаватели, друзья, родственники, которые рассказывают всю правду о происходящем в исправительных учреждениях, в РУВД (РОВД), иных местах, где происходили издевательства над гражданами.

Андрей Остапович отмечает, что «в отношении граждан уголовные дела возбуждаются одно за другим, десятками в день», а «за все бесчинства, насилия, издевательства над нашим миролюбивым народом, порчу имущества <…> ни одного».

— Молчать не буду, участвовать в сокрытии преступлений не буду, преступные приказы выполнять не буду, продолжать работу в силовом блоке не могу ввиду несоответствия моих принципов с настоящей политикой. Прошу, коллеги, опомнитесь, спасите силовой блок, — написал Андрей.

Среди причин, повлиявших на решение уволиться, написать эмоциональный рапорт и обнародовать его, Андрей называет в том числе отношение к людям в форме со стороны белорусов.

— К примеру, когда я в форме заходил на заправку купить воды, то по людям было видно, что им неприятно со мной общаться. Сдачу чуть ли не кидали в лицо. А коллеги рассказывали, что ехали в форме в такси и в конце таксист не взял деньги за поездку, сказал: «Не надо мне ваших денег, если бы я знал, что вы сотрудники, я бы не поехал». Авторитет силового блока упал. Такое отношение со стороны людей заставляло задуматься, все ли правильно происходит.

Последней каплей для Андрея стало дежурство с 15 на 16 августа. Тогда, по его словам, «приехали решать вопросы представители (одного из силовых ведомств. — Прим. ред.)».

— Они, ссылаясь на генералов, говорили, что им нужно пообщаться с потерпевшими. Получается, ты старший, представляешь интересы граждан, должен проводить справедливое расследование — а потом приезжают люди и начинают на месте решать вопросы. Это мне не понравилось. Я для себя сразу решил, что здесь я работать не буду, не хочу с этим сталкиваться.

Тот самый пятистраничный рапорт Андрей написал в ту же ночь. Говорит, что делал это эмоционально, а в воскресенье оставил рапорт у себя на столе и уехал с работы.

— Я понимал, что если передам его напрямую, то меня сразу возьмут и не дадут разместить его в Сети, — поясняет он. — Потом я отоспался, перечитал все и понял, что этим рапортом сам себя подставляю. Долго думал, стоит ли все-таки его выкладывать. Так получилось, что я жил на Каменной Горке, и окна там смотрели на то место, где стояли женщины с цветами. Я все это видел, понимал, что народ сражается и что в стороне я стоять не буду. Тогда и определился для себя, что все-таки выложу этот рапорт. Я понял, что какие-то меры будут ко мне применяться, поэтому надо себя обезопасить и на недельку уехать, отсидеться, посмотреть, что будет происходить. Конечно, не предполагал, что все так будет.

Свой рапорт Андрей оставил в воскресенье, 16 августа, а выложил его в инстаграм утром в среду, 19 августа. В тот момент он уже был в Москве.

«Была договоренность, что, если меня задержат, мои слова нужно воспринимать наоборот»

— Я понимал, что мне особо не стоит выходить на связь, телефон выключил. А вечером обнаружил, что от моего поста пошел сильный резонанс, — продолжает рассказ Андрей. — Тогда же я дал интервью «Дождю», на следующий день были запланированы еще интервью. Но утром мне поступил сигнал о том, что это восприняли очень серьезно, меня усиленно ищут и даже знают, что я в Москве. Буквально за пару дней до этого была информация о том, что Цепкало пытались выдать из России, и он очень быстро уезжал. Я понял, что у меня может быть такая же ситуация. Но при этом от других людей мне поступала противоположная информация: уголовное дело не возбуждали, все тихо, меня никто не ищет. Это и сыграло со мной злую шутку. Я действовал спокойно, думал, что у меня есть где-то неделя, пока на меня официально не подадут в розыск.

Изучив ситуацию, Андрей решил, что попробует выехать в Латвию. В латвийских госорганах ему пояснили, что в такой ситуации визу могут дать прямо на границе, а российская сторона обязана его выпустить, потому что этот вопрос не в их компетенции.

— Но оказалось, что из-за коронавируса даже для выезда необходимы определенные основания. В итоге меня не выпустили на основании того, что у меня должна быть виза категории D для постоянной работы или проживания. Поэтому встал вопрос того, что мне нужно срочно делать визу. В Москву или Питер ехать было долго, поэтому мы с друзьями, которые меня сопровождали, нашли ближайшее консульство в Пскове. Процесс затянулся на несколько дней, поэтому в выходные нам пришлось остаться там, — рассказывает Андрей.

По его мнению, вычислить его могли из-за появления на границе или по арендованной машине, которая была взята напрокат на одного из друзей.

— В субботу мы шли в кафе недалеко от гостиницы, и к нам подошел мужчина спросить дорогу. Мой друг, не задумываясь, ответил, что мы не местные. Этот мужчина пытался сымитировать якобы грузинский акцент, но у него была стандартная стрижка, одежда — я знаю, как эти люди выглядят. Меня все это насторожило, и я предложил пойти в ближайшее кафе, чтобы оттуда можно было понаблюдать за ним, — продолжает Андрей. — На балконе кафе я видел, что он больше ни у кого ничего не спрашивал. Затем этот мужчина зашел в салон сотового оператора «Мегафон», то есть не в то место, о котором он спрашивал, а потом сел в подъехавший черный бус. Я уже понял, что начинается слежка, выхода нет, но понадеялся, что, может, до понедельника как-то удастся дотянуть.

Однако уже на следующий день в гостиничный номер к Андрею постучались, по его словам, участковый в форме и люди в гражданском. Они пояснили, что хотят выяснить обстоятельства, почему Андрей с друзьями заселились в гостиницу по одному паспорту, и попросили проехать с ними. С собой Андрей взял только рюкзак с документами и двумя купленными в России телефонами, а сумку с вещами и своим обычным телефоном оставил в номере.

— Меня привезли в отдел полиции, где со мной общались люди в штатском. Я спрашивал, из какой они службы, они представлялись уголовным розыском, но удостоверений не показывали и из какой именно службы, также не сообщили. Они начали задавать различные вопросы, абсолютно не касающиеся проживания в гостинице, — вспоминает Андрей. — В какой-то момент я спросил, могу ли пойти, на что мне ответили, что нет — я задержан. Меня завели к сотрудникам милиции и сказали, что до завтрашнего утра я должен побыть здесь, потому что уже поздно и они не могут обсудить этот вопрос с руководством.

Андрей рассказывает, что на него составили административный протокол по статье 20.1 КоАП РФ. Протокол он подписывать не стал, потому что не знал, о какой статье идет речь (позже выяснилось, что мелкое хулиганство, в частности, мат в общественном месте).

— Перед тем как меня посадили, мне разрешили связаться с друзьями. Дословно я сказал им, что меня с утра отпустят, кипеж не поднимайте. Но у нас была договоренность, что, если меня задержат, мои слова надо воспринимать наоборот. То есть: меня не отпустят, кипеж поднимайте, — поясняет Андрей. — В принципе меня это и спасло, они сделали все правильно, плюс ко всему нашли мне адвоката, которого, правда, ко мне не пускали. Но я смог получить информацию, что у меня есть защитник, что СМИ уже все известно. На следующий день на меня начали составлять другой протокол — о незаконном въезде на территорию Российской Федерации, объяснили это постановлением правительства в связи с мерами по защите от коронавируса. Я попросил почитать это постановление, и в нем было прописано, что некоторые категории граждан Беларуси все равно могут въезжать даже в пандемию. Я нашел пункт, подходящий для себя, но не стал его озвучивать, потому что хотел донести свои доводы именно суду, чтобы они меня отпустили, а сотрудники, не зная моего обстоятельства, не придумали иной административный состав.

«Посадили в бусик и прицепили к наручникам 32-килограммовую гирю»

Однако до суда дело не дошло: вечером того же дня Андрею сказали, что его отпускают, вернули все вещи. При этом в рюкзаке оказался третий телефон, оставленный в сумке в гостинице.

— Я понял, что там все мои вещи проверили, телефон, видимо, взяли на изучение, но у меня там нормальная защита, — предполагает Андрей. — Потом меня вывели через черный ход, и там стояли человек 6−8 в полной экипировке в масках. Меня жестковато приняли, опять забрали все вещи, телефоны из карманов, надели на меня наручники и горнолыжную маску, обтянутую черной тканью, чтобы я ничего не видел. Потом посадили в бусик и там прицепили к наручникам 32-килограммовую гирю. Я занимаюсь спортом и смог определить вес. На правом глазу внизу была щель из-за того, что на маске была натянута ткань. Из-за этого я мог смотреть на часы и засечь, сколько времени мы будем ехать.

Андрей говорит, что гиря, по его мнению, нужна была в основном для устрашения, чтобы он думал, что его «куда-то там завезут и в реку кинут».

— В начале пути я об этом и думал, мне было довольно страшно. Я помолился, попросил прощения у Господа, частично смирился. Знал, что в СМИ уже обо всем знают, что у меня есть защитник, и им все это не сойдет с рук. Погибать — так с гордостью, буду себя вести достойно. В какой-то момент я стал себя успокаивать тем, что, раз меня не трогают, не бьют, то я им для чего-то нужен. Может, в какой-то свой офис побольше везут для общения с какими-то большими начальниками. Я засек время и таким образом пытался определить, куда меня везут — в Москву или в Питер. После примерно трех часов такой езды я по звуку понял, что мимо нас начали ездить фуры, значит, меня везут к границе.

Андрей признается, что здесь он снова испугался, но на этот раз того, что его выдадут белорусским властям. Однако его перевезли через границу и высадили прямо в лесу в Витебской области. По его словам, ему выдали уведомление о депортации с запретом на въезд в Россию на пять лет.

— После того как меня отпустили, я побежал в лес, чтобы меня не могли найти уже наши силовики, после чего длительное время не мог выйти на связь, потому что все телефоны сразу же выкинул. Что происходило в Беларуси, пока не могу рассказать. Но могу пояснить, что происходившее в России — это была разминка, потом начался настоящий кросс, — говорит Андрей. — И физически, и психологически было сложно. Недели две я выбирался, отваливался план за планом. На границах на меня были ориентировки. Наверное, они надеялись, что я буду думать, будто дело не заведено, и сам сунусь на границу. Но второй раз я такой подарок делать не стал и все-таки сумел выбраться. В настоящий момент нахожусь в Варшаве, в безопасности, мне тут оказывают помощь. Я знаю одно: при нынешней власти я вернуться не смогу, поэтому пока буду обосновываться здесь.